среда, 09 июня 2021
(В кои-то веки увеличил шрифт и поставил любимую гельветику).
Хорошо, что с последней записи прошло полгода. С начала путешествия я перепрыгиваю в момент, когда оно несколько месяцев как закончилось. Обычно мой поток мысли более-менее непрерывен, и из этого процесса сложно оценивать происходящее, как мы не замечаем в детстве, как понемногу растем, если не сравниваем наглядно "до" и "после".
За ушедший промежуток произошло так много всего, а как будто бы и ничего вовсе. Вот я снова дома, сижу так же, как сидел бы год назад. Что намекает на прошедший уникальный опыт, и что должно на него намекать? Давно у меня есть невроз: думать, что в жизни должны время от времени происходить разительные перемены, зарабатываться весомые достижения, иначе жизни этой нет вовсе, а меня будто бы не существует. И, может быть, разгадка в первом абзаце и лежит: мы меняемся, но не можем оценить перемену, пока не пройдет достаточно времени. Но как же тогда понять и почувствовать ценность момента? Важно ли то, что сейчас происходит, или не важно? Имеет ли смысл то, чем я занимаюсь, или это ненужная нелепость, на которую я уже потратил большую часть жизни и рискую потратить всю? Если ценность всего определяется в будущем, значит, я не могу ничего оценить и решить наверняка, не могу ни осознать необходимость перемен, ни оценить текущий момент. Откуда я знаю, правильно ли это всё, и приведёт ли к чему-то хорошему? Вот, к примеру, моя музыка впервые оказалась на выставке в галерее. С одной стороны, я об этом мечтал несколько лет. С другой стороны, и что же теперь? Выставка закончилась и уплыла в безвестность вместе с моей работой и ее результатами. Кто знает теперь, откликнется ли это мне когда-нибудь?
И я определенно не могу сказать, что музыкой для выставки заниматься не стоило. Это здорово, вроде бы. Как "вроде бы" здорово делать другие вещи, которые мне нравятся. Но как только действие завершается, я остаюсь наедине с пустотой, я чувствую прерывистость всех этих дел, словно не имеющих продолжения. Короткие отзвуки в тишине, и именно тишина постоянна, а не звуки. Эта пустота пугает и тревожит меня, от нее я уехал год назад, но она уехала со мной и со мной же вернулась. Справляться с этим все тяжелее, пустота будто бы селится внутри меня: за пределами сделанного мне нечего сказать, я молчу либо говорю какие-то невразумительные фразы. Будто старческий маразм настиг меня в 27. Эта тревога, которая раньше была лишь фоном, теперь растет и становится сильнее.
Я устал.
Хорошо, что с последней записи прошло полгода. С начала путешествия я перепрыгиваю в момент, когда оно несколько месяцев как закончилось. Обычно мой поток мысли более-менее непрерывен, и из этого процесса сложно оценивать происходящее, как мы не замечаем в детстве, как понемногу растем, если не сравниваем наглядно "до" и "после".
За ушедший промежуток произошло так много всего, а как будто бы и ничего вовсе. Вот я снова дома, сижу так же, как сидел бы год назад. Что намекает на прошедший уникальный опыт, и что должно на него намекать? Давно у меня есть невроз: думать, что в жизни должны время от времени происходить разительные перемены, зарабатываться весомые достижения, иначе жизни этой нет вовсе, а меня будто бы не существует. И, может быть, разгадка в первом абзаце и лежит: мы меняемся, но не можем оценить перемену, пока не пройдет достаточно времени. Но как же тогда понять и почувствовать ценность момента? Важно ли то, что сейчас происходит, или не важно? Имеет ли смысл то, чем я занимаюсь, или это ненужная нелепость, на которую я уже потратил большую часть жизни и рискую потратить всю? Если ценность всего определяется в будущем, значит, я не могу ничего оценить и решить наверняка, не могу ни осознать необходимость перемен, ни оценить текущий момент. Откуда я знаю, правильно ли это всё, и приведёт ли к чему-то хорошему? Вот, к примеру, моя музыка впервые оказалась на выставке в галерее. С одной стороны, я об этом мечтал несколько лет. С другой стороны, и что же теперь? Выставка закончилась и уплыла в безвестность вместе с моей работой и ее результатами. Кто знает теперь, откликнется ли это мне когда-нибудь?
И я определенно не могу сказать, что музыкой для выставки заниматься не стоило. Это здорово, вроде бы. Как "вроде бы" здорово делать другие вещи, которые мне нравятся. Но как только действие завершается, я остаюсь наедине с пустотой, я чувствую прерывистость всех этих дел, словно не имеющих продолжения. Короткие отзвуки в тишине, и именно тишина постоянна, а не звуки. Эта пустота пугает и тревожит меня, от нее я уехал год назад, но она уехала со мной и со мной же вернулась. Справляться с этим все тяжелее, пустота будто бы селится внутри меня: за пределами сделанного мне нечего сказать, я молчу либо говорю какие-то невразумительные фразы. Будто старческий маразм настиг меня в 27. Эта тревога, которая раньше была лишь фоном, теперь растет и становится сильнее.
Я устал.
вторник, 29 сентября 2020
Весь этот распроклятый год -- про исключение себя из чего-то и изучение того, что останется от моей жизни, если исключить из неё... бывшего лучшего друга, отношения, работу, наконец, страну. Уже в начале года я понял, что мне нужен способ куда-то себя сдвинуть, и возможность уехать на полгода стала спасительной. Ей я жил все это время, а потом произошло всё то, что произошло. Но через ковидную транснациональную бурю мне всё-таки удалось улететь и приземлиться в Тель-Авиве.
При этом, весь год я переживаю уникальные для моей жизни опыты, но за этой нервозностью, -- частью вызванной условиями жизни, и очень большой частью разогнанной до невероятных скоростей мной самим, -- я уникальности этой не чувствую, а чувствую только тоску от того, что во всех обстоятельствах я всё тот же человек, и кажусь себе всё таким же нелепым и ничего не понимающим. Всё, что происходило и происходит, вовсе не бесполезно, но все эти декорации служат лишь для того, чтобы с разных углов смотреть в одну и ту же пустоту.
Перемены требуют времени. Нужно позволить времени длиться, а переменам -- длительно происходить. Не устаю об этом напоминать. Но что же делать между ними? Когда кажется, что ничто не меняется и не изменится уж никогда?
Быть в моменте, -- говорят. И правильно. Но ты поди побудь.
Странный и болезненный опыт 2020-го. Я снова чувствую себя так же, как чувствовал в мае, когда весь мир был закрыт. Только чувство помножено на нахождение в чужом месте. Никогда в жизни я не покидал дом так надолго. Но что там, что тут маюсь одинаково, и одинаково же не нахожу себе места. Ложусь спать. Завтра будет так же. Москва, пустыня. Разницы нет. Нужно поместить себя в сообразности с этими неизменными условиями так, чтобы нормально себя чувствовать.
При этом, весь год я переживаю уникальные для моей жизни опыты, но за этой нервозностью, -- частью вызванной условиями жизни, и очень большой частью разогнанной до невероятных скоростей мной самим, -- я уникальности этой не чувствую, а чувствую только тоску от того, что во всех обстоятельствах я всё тот же человек, и кажусь себе всё таким же нелепым и ничего не понимающим. Всё, что происходило и происходит, вовсе не бесполезно, но все эти декорации служат лишь для того, чтобы с разных углов смотреть в одну и ту же пустоту.
Перемены требуют времени. Нужно позволить времени длиться, а переменам -- длительно происходить. Не устаю об этом напоминать. Но что же делать между ними? Когда кажется, что ничто не меняется и не изменится уж никогда?
Быть в моменте, -- говорят. И правильно. Но ты поди побудь.
Странный и болезненный опыт 2020-го. Я снова чувствую себя так же, как чувствовал в мае, когда весь мир был закрыт. Только чувство помножено на нахождение в чужом месте. Никогда в жизни я не покидал дом так надолго. Но что там, что тут маюсь одинаково, и одинаково же не нахожу себе места. Ложусь спать. Завтра будет так же. Москва, пустыня. Разницы нет. Нужно поместить себя в сообразности с этими неизменными условиями так, чтобы нормально себя чувствовать.
пятница, 21 августа 2020
Интересно раз в несколько месяцев вспоминать о существовании этого сайта и о том, что я здесь что-то писал, заходить, перечитывать и писать что-нибудь новое.
Что тут сказать -- думаю, ясно, что год практически у всех летит к чёрту. И ведь он ещё не закончился. Судя по частоте происходящих в мире кошмаров, случиться может ещё очень много чего. От этого состояния неопределённости, усиленного моим грядущим отъездом, я чертовски устал. Только на этот самый отъезд и надеюсь, правда, без каких-либо конкретных ожиданий. Уеду, окажусь в другом месте, другой среде и других обстоятельствах, и что-нибудь сдвинется, что-нибудь поменяется.
Весь этот год был про то, что всё, что когда-то начиналось, закольцевалось и замкнулось окончательно, не оставляя никакого полезного выхода во внешний мир. Кажется, что я живу в какой-то пост-вселенной пост-жизнью, являясь неким пост-собой.
Невесело, короче, хотя в целом-то я в норме. Как обычно.
Что тут сказать -- думаю, ясно, что год практически у всех летит к чёрту. И ведь он ещё не закончился. Судя по частоте происходящих в мире кошмаров, случиться может ещё очень много чего. От этого состояния неопределённости, усиленного моим грядущим отъездом, я чертовски устал. Только на этот самый отъезд и надеюсь, правда, без каких-либо конкретных ожиданий. Уеду, окажусь в другом месте, другой среде и других обстоятельствах, и что-нибудь сдвинется, что-нибудь поменяется.
Весь этот год был про то, что всё, что когда-то начиналось, закольцевалось и замкнулось окончательно, не оставляя никакого полезного выхода во внешний мир. Кажется, что я живу в какой-то пост-вселенной пост-жизнью, являясь неким пост-собой.
Невесело, короче, хотя в целом-то я в норме. Как обычно.
воскресенье, 05 апреля 2020
Как говорил, кажется, Роберт Смит, лучшая стратегия личной продуктивности - делать что-нибудь важное, чтобы отлынивать от чего-то ещё более важного. Может быть, на "изоляции" я это наконец познал, потому что очень много стал заниматься музыкой. Но, похоже, у такого творчества есть собственные законы. Самый главный - закон инфляции. Чем больше музыки делаешь и публикуешь, тем менее значимой кажется тебе эта музыка и твоя творческая деятельность вообще. Потому что, коль скоро ее мало кто слушает, ты сам и есть главный ее потребитель.
Почему со времен эпохи модерна "подлинным" художником считается тот, кто не получает за творчество денег? Как раз потому что такое творчество якобы максимально чистое, ведь его рождение - результат исключительно личного воодушевления и вдохновения, а не материальной нужды и работы на какого бы то ни было заказчика. Эта мысль критики не выдерживает, но здравое зерно в ней есть. Человек действительно может творить просто потому, что ему хочется, может чувствовать благодаря этому ограниченное удовлетворение и возобновлять желание что-то создать в будущем. Но без выхлопа на таком самообеспечении недолго получить и выгорание, поэтому, наверное, слишком много творчества - тоже не очень хорошо. Во всяком случае, не стоит, может быть, придавать ему слишком большое значение. Но если мне не хватает денег на еду, а творчеством, которое значит для меня так много, невозможно накопить и на батон хлеба, то по крайней мере я могу утешаться тем, что я "подлинный художник".
Последнее время (полгода? год) много думаю о жизненных траекториях, которые одних выводят на солнышко, а других - в болотце или на пустошь. Единственный вывод, который я смог сделать, заключается в том, что так называемые стратегии успеха и существуют, и не существуют одновременно. Для одного и в какой-то ситуации они работают, а для другого и в другой ситуации - нет. Вот у нас есть инструмент - удочка. Еще у нас есть речка и рыба, которую этой удочкой можно поймать. А бывает, что у нас есть удочка, но нет рыбы, или речки, или человека нет, - хе-хе. И может быть, мы стоим на поле, и нам вовсе не удочка нужна, а плуг. Но в таких историях, очевидно, просто так с поля к речке не выйдешь, а удочку на плуг не поменяешь. И вот, стоим мы с удочками в поле, а я, признаться, и рыбачить-то не умею.
Почему со времен эпохи модерна "подлинным" художником считается тот, кто не получает за творчество денег? Как раз потому что такое творчество якобы максимально чистое, ведь его рождение - результат исключительно личного воодушевления и вдохновения, а не материальной нужды и работы на какого бы то ни было заказчика. Эта мысль критики не выдерживает, но здравое зерно в ней есть. Человек действительно может творить просто потому, что ему хочется, может чувствовать благодаря этому ограниченное удовлетворение и возобновлять желание что-то создать в будущем. Но без выхлопа на таком самообеспечении недолго получить и выгорание, поэтому, наверное, слишком много творчества - тоже не очень хорошо. Во всяком случае, не стоит, может быть, придавать ему слишком большое значение. Но если мне не хватает денег на еду, а творчеством, которое значит для меня так много, невозможно накопить и на батон хлеба, то по крайней мере я могу утешаться тем, что я "подлинный художник".
Последнее время (полгода? год) много думаю о жизненных траекториях, которые одних выводят на солнышко, а других - в болотце или на пустошь. Единственный вывод, который я смог сделать, заключается в том, что так называемые стратегии успеха и существуют, и не существуют одновременно. Для одного и в какой-то ситуации они работают, а для другого и в другой ситуации - нет. Вот у нас есть инструмент - удочка. Еще у нас есть речка и рыба, которую этой удочкой можно поймать. А бывает, что у нас есть удочка, но нет рыбы, или речки, или человека нет, - хе-хе. И может быть, мы стоим на поле, и нам вовсе не удочка нужна, а плуг. Но в таких историях, очевидно, просто так с поля к речке не выйдешь, а удочку на плуг не поменяешь. И вот, стоим мы с удочками в поле, а я, признаться, и рыбачить-то не умею.
суббота, 04 апреля 2020
Как говорл Маклюэн, медиум - это сообщение. Во всяком случае, я заметил, что моя способность и манера излагать мысль отличается от медиума к медиуму. Например, последнее время, - год где-то или два, - я наблюдаю какой-то распад способности нормально и полноценно формулировать мысли на бумаге. Последний островок, на котором я, как "думатель", могу существовать, это вот этот блог.
В прочих пространствах я хожу вокруг да около уже годами. Дорожки, по которым мысли двигаются туда-сюда, затираются и запоминаются мозгом настолько, что сам этот процесс движения от мысли к мысли уже не фиксируется. Так что последовательности мыслей превращаются в обрывки, которые без связей с другими элементами мыслительного мира становятся еще более беспомощными и бесполезными, чем обычно. Но я упорно продолжаю писать, исписывая тетрадь за тетрадью и этими действиями воссоздавая какой-то бредовый кошмар.
Это похоже на распад мышления, но вряд ли это на самом деле так, потому что рассудок я вполне сохраняю. Так или иначе, больше всего это явление напоминает распад некой структуры, чем бы она ни была. Но мне кажется, что взаимодействие собственной головы и медиума - процесс обоюдный, и поэтому я могу "выбраться" из этого состояния, например, посредством текста, который пишу здесь.
В прочих пространствах я хожу вокруг да около уже годами. Дорожки, по которым мысли двигаются туда-сюда, затираются и запоминаются мозгом настолько, что сам этот процесс движения от мысли к мысли уже не фиксируется. Так что последовательности мыслей превращаются в обрывки, которые без связей с другими элементами мыслительного мира становятся еще более беспомощными и бесполезными, чем обычно. Но я упорно продолжаю писать, исписывая тетрадь за тетрадью и этими действиями воссоздавая какой-то бредовый кошмар.
Это похоже на распад мышления, но вряд ли это на самом деле так, потому что рассудок я вполне сохраняю. Так или иначе, больше всего это явление напоминает распад некой структуры, чем бы она ни была. Но мне кажется, что взаимодействие собственной головы и медиума - процесс обоюдный, и поэтому я могу "выбраться" из этого состояния, например, посредством текста, который пишу здесь.
вторник, 31 марта 2020
Может быть, я из тех мемных интровертов, которым домашняя самоизоляция никак не мешает, и даже наоборот. Болезненно (и как будто всё-таки несколько преувеличенно) изменившийся мир, конечно, тревожит, но сидение дома нисколько меня не нервирует. Даже наоборот. Будучи человеком слабым, с маленьким запасом энергии, я могу сравнительно беззаботно чередовать необходимые мне сон и лень с полезными делами. Не могу сказать, что "продуктивность" прямо-таки подскочила, но она держится на стабильном уровне, может быть, даже выше среднего. Приятное открытие. Отдельный вопрос в том, что мой обычный образ жизни, похоже, не слишком отличается от карантинного, поэтому отрезанность от общества в самоизоляции меня почти не беспокоит. Влияет истерия, да и только, а дома сидеть и заниматься чем-то, что нужно тебе, а не начальнику с работы -- это хорошо.
Сейчас много говорят о том, что опыт переживания пандемии и чрезвычайных мер изменит весь мир. Люди вынужденно перешли в онлайн, и так в нём и останутся, потому что к этому-де всё и шло последние годы. Мне же кажется, что каждому изолированному этот период покажет разное, в зависимости от опыта и характера. Кто-то явственно ощутит важность "простого человеческого общения". Кто-то вроде меня, если будет предельно честным и в каком-то смысле даже безжалостным к самому себе, заметит, что его социальная жизнь сложилась так, что состоит из контактов, кажущихся, скорее, обузой. Я не хикка, и друзья у меня есть, хоть их и мало. Одни, как и я, больше заняты своими жизнями, другие живут далеко. Так что, я привык сам себя развлекать. Не говоря уж о том, что да, действительно, и без всякого карантина существенная доля общения происходит в сети, и, действительно, последние события это только подчеркивают.
Но дело даже не в количестве друзей, а кое-в-чем более любопытном. Привычные распорядки, социальные договоренности и ожидания в одночасье перестали работать, -- но и освободили нас. Меня не уволили, не перестали платить зарплату, и тем не менее я ощущаю себя -- в хорошем смысле -- как уволившийся. Актуальные вопросы планирования будущего превратились в планы на одну-две недели, всё остальное планировать пока просто бессмысленно. И, когда так много сложных дилемм неожиданно сами собой на неопределенный срок закрываются, то сознание несколько освобождается. Это не значит, что я не перестаю думать о проблемах. Наоборот, думаю о них, но менее суетливо и чуть более глобально. Дело не в размере "подушки безопасности" и не в количестве свободных вакансий прямо сейчас, а вообще в том, что я хочу делать дальше. Я знал это и раньше, никакого озарения не произошло, но думается чуть легче, когда некоторые направления, в которых обычно застревает мысль, закрываются сами собой. Сомневаюсь, что меня ждёт прорыв, но, как минимум, есть возможность подумать о важном без суеты.
Сейчас много говорят о том, что опыт переживания пандемии и чрезвычайных мер изменит весь мир. Люди вынужденно перешли в онлайн, и так в нём и останутся, потому что к этому-де всё и шло последние годы. Мне же кажется, что каждому изолированному этот период покажет разное, в зависимости от опыта и характера. Кто-то явственно ощутит важность "простого человеческого общения". Кто-то вроде меня, если будет предельно честным и в каком-то смысле даже безжалостным к самому себе, заметит, что его социальная жизнь сложилась так, что состоит из контактов, кажущихся, скорее, обузой. Я не хикка, и друзья у меня есть, хоть их и мало. Одни, как и я, больше заняты своими жизнями, другие живут далеко. Так что, я привык сам себя развлекать. Не говоря уж о том, что да, действительно, и без всякого карантина существенная доля общения происходит в сети, и, действительно, последние события это только подчеркивают.
Но дело даже не в количестве друзей, а кое-в-чем более любопытном. Привычные распорядки, социальные договоренности и ожидания в одночасье перестали работать, -- но и освободили нас. Меня не уволили, не перестали платить зарплату, и тем не менее я ощущаю себя -- в хорошем смысле -- как уволившийся. Актуальные вопросы планирования будущего превратились в планы на одну-две недели, всё остальное планировать пока просто бессмысленно. И, когда так много сложных дилемм неожиданно сами собой на неопределенный срок закрываются, то сознание несколько освобождается. Это не значит, что я не перестаю думать о проблемах. Наоборот, думаю о них, но менее суетливо и чуть более глобально. Дело не в размере "подушки безопасности" и не в количестве свободных вакансий прямо сейчас, а вообще в том, что я хочу делать дальше. Я знал это и раньше, никакого озарения не произошло, но думается чуть легче, когда некоторые направления, в которых обычно застревает мысль, закрываются сами собой. Сомневаюсь, что меня ждёт прорыв, но, как минимум, есть возможность подумать о важном без суеты.
понедельник, 30 декабря 2019
Мои скромные итоги года и десятилетия будут здесь, потому что выносить их куда-то ещё считаю сейчас сомнительным. Да и зачем кому-то их читать, так что, это больше нужно мне самому.
Сначала скажу, что в этом подведении черты между годами увидел что-то пугающее. Как будто то, что было до этой черты должно остаться позади, в каком-то прошлом. А если какие-то эпизоды из прошлого мне нравятся, если я горжусь ими и считаю достижениями, то мне неприятно будет оставлять их позади. Тем более, их не так уж и много.
Ок. Что произошло за этот год?
Закончилось многолетнее сотрудничество с другом, с которым у нас была как бы музыкальная группа. Закончить захотел он, а не я, и я всё ещё открыт для его предложений, которые -- кто знает -- ещё могут появиться. Тем не менее, группа наша заморожена потенциально навсегда. Что будет дальше -- увидим. Одновременно в этом году я полноценно активизировался как электронный музыкант, начал показывать свою музыку другим и сделал больше записей, чем когда-либо. В марте познакомился в сети с другим музыкантом-единомышленником. В конце года из ниоткуда появилось музыкальное сообщество, основатель которого услышал меня на саундклауде и предложил выступать на их событиях, как-то космически высоко оценив мою музыку. Так что в этом году я ещё и дважды выступил, показав свои работы людям в живую. У меня не появилось толпы фанатов, почти не прибавилось подписчиков, но стало понятно, что есть люди, готовые оценить и принять то, что я делаю. Это уже немало, учитывая, что ещё недавно я и думать не мог, что кого-то это заинтересует. Сейчас у меня готов новый трек для следующего релиза, который, видимо, будет где-то в 2020-м. Я расту медленно, но уверенно. Что касается дальнейшей музыкальной судьбы, я, несмотря на все события уходящего года, всё ещё в растерянности. Сколько всего разного должно произойти, чтобы твоё положение изменилось хоть на толику! Чтобы ты почувствовал себя хотя бы на шаг отошедшим от того места, где всё это время находился.
На основной работе перевелся в другой отдел. Там пишу тексты для рубрик, буду водить экскурсии и участвовать в конференциях. Весь прошлый год, работая в хранилище, т.е. на предыдущей должности, каждый месяц испытывал депрессивные переживания. Мне не нравилось работать в пыльных хранилищах, в отрыве от внешнего мира, причём больше руками, чем головой. Получив высшее образование, я оказался разнорабочим в синем халате, запертом в никому не нужном месте на никому не нужном складе, окружённым коллегами, которые застряли в прошлом столетии и, сами того не желая, удерживают в нём и меня. В конце концов, я простаивал, вместо того чтобы развиваться и получать навыки, действительно нужные мне и людям. Каждый раз, когда это накатывало, мне нужно было прилагать нимало усилий, чтобы с этим справиться. Через какое-то время всё непременно начиналось снова, и опять нужно было тратить силы, и так до полного выгорания. Теперь, сбежав из хранилища, я не могу сказать, что счастлив: место работы осталось тем же самым, а значит, осталась и сомнительная важность этого места, и его застрявшие в прошлом обитатели. Но во всяком случае, теперь я работаю головой и могу практиковаться в написании текстов и редактуре, т.е. получать хоть какие-то универсальные навыки. А таких жёстких циклических переживаний на новой должности, кажется, уже не чувствую. Но всё равно думаю, что вечно так продолжаться не может, что нужно продолжать искать способ выбраться отсюда. Пока никаких идей, чем заниматься, у меня нет (да и умею я не так уж много), но надеюсь, что мозг, освобождённый от тех переживаний, сможет бросить больше ресурсов на решение насущных проблем.
В начале года устроился ещё и в музей водить экскурсии. Не ожидал, что задержусь там, и что смогу даже похвастаться какими-то успехами. На контрасте с основной работой, это место -- современное и нужное, а я отлично самореализуюсь в том, что делаю там. Но работаю здесь по свободному графику, поэтому довольно мало времени уделяю этому месту и идентифицирую себя с ним непрочно. Была надежда, что мои успехи и репутация, заработанная благодаря им, помогут закрепиться в музее на постоянной основе; это было бы отличным способом сбежать с основной работы туда, где люди делают что-то более актуальное и вообще как-то развиваются. Но в конце года стало ясно, что рассчитывать на это нет оснований. Несколько дней погоревал, но, в конце концов, что поделать. Буду и дальше водить экскурсии, ведь это лучше, чем вообще не водить их. Гораздо важнее то, что я в этом году в принципе смог устроиться в хорошем новом месте, пускай даже на подработку. Я доказал самому себе и другим, что могу не только плыть по течению, но и пробовать новое, цепляться за новые возможности и менять свою жизнь. Но -- опять же -- сколько же всего должно случиться, чтобы положение изменилось хотя бы на толику! Даже это новшество не заставило меня ощущать себя как-то особенно иначе.
Наконец, поездки. В феврале-марте побывал в Израиле, и этот опыт показался очень важным, хоть пока и не знаю, приведёт ли он к чему-нибудь. Ощутил причастность к еврейскому сообществу, о которой у нас в семье никогда не говорили. Все мы росли в другом обществе и в другой культуре, где "пятая графа" была проблемой, которая могла очень осложнить жизнь. И мама, и бабушка, будучи еврейками по галахе, воспитывались в стопроцентном русско-советском духе, и только мои архивные изыскания пробудили интерес к семейному прошлому и вообще еврейскому происхождению, не такому уж далёкому. Поэтому и я не могу сказать, что мой дом в Израиле, а не здесь; вместе с этим я понял, что в этом мире есть ещё общество, которое во всяком случае будет готово принять меня. И это продолжает волновать: я интересуюсь тем, что там происходит, читаю посты знакомых, собирающихся репатриироваться, и сам думаю, что, может быть, сейчас или через несколько лет тоже должен оказаться там. Ближневосточные пустыни, как и возможность стать кем-то другим и в другом месте, очень меня вдохновляют.
Летом побывал в Риме. Дикая парная жара, которая стоит там в августе, порядком меня измучила и дала понять, что в Израиле мне было бы летом, мягко говоря, тяжеловато. Сам Рим оставил странное впечатление. Это правда город, в котором надо пожить хотя бы неделю, чтобы привыкнуть к его безумию и роскоши. После того, как привыкнешь к погоде и окружению, начинаешь наслаждаться тем, какие древние вокруг здания, как роскошны типичные городские объекты: трёхсотлетние лестницы, питьевые фонтанчики, -- всё, что у нас обычно не заслуживает никакого внимания. Вместе с этим, чем больше стран видишь, тем больше начинаешь любить свою собственную, за колорит и за красоту, которая есть и у нас.
Побывал ещё в Коломне и Серпухове. Особенно понравилась Коломна. Надеюсь продолжить ездить по малым городам.
Получился довольно большой текст. Год был всё-таки интересным, насыщенным, многое изменилось в лучшую сторону. Этот поворот ещё не означает движение: я уже писал, что чувствую себя стоящим на том же самом месте и не вижу намёков на то, что ситуация изменится в ближайшее время. Сейчас, накануне нового года, я не чувствую, будто нахожусь в каком-то принципиально новом состоянии. Есть масса поводов поэтому решить, что я иду куда-то не туда или ничего по-настоящему не делаю. Но пусть этот текст будет мне напоминанием, что и обратное тоже можно утверждать: я старался, и я что-то делал. Я не безнадёжен. Не всё зависит от меня, и в этом смысле всё же есть основания воспринимать смену года как начало каких-то новых процессов, которые могут повлиять на мою жизнь и изменить её к лучшему, если я со своей стороны тоже постараюсь. В целом чувствую, скорее, растерянность, но жду обновления и какого-то нового начала, или хотя бы перезагрузки, даже если все эти верования -- просто чушь собачья.
С Новым годом!
Сначала скажу, что в этом подведении черты между годами увидел что-то пугающее. Как будто то, что было до этой черты должно остаться позади, в каком-то прошлом. А если какие-то эпизоды из прошлого мне нравятся, если я горжусь ими и считаю достижениями, то мне неприятно будет оставлять их позади. Тем более, их не так уж и много.
Ок. Что произошло за этот год?
Закончилось многолетнее сотрудничество с другом, с которым у нас была как бы музыкальная группа. Закончить захотел он, а не я, и я всё ещё открыт для его предложений, которые -- кто знает -- ещё могут появиться. Тем не менее, группа наша заморожена потенциально навсегда. Что будет дальше -- увидим. Одновременно в этом году я полноценно активизировался как электронный музыкант, начал показывать свою музыку другим и сделал больше записей, чем когда-либо. В марте познакомился в сети с другим музыкантом-единомышленником. В конце года из ниоткуда появилось музыкальное сообщество, основатель которого услышал меня на саундклауде и предложил выступать на их событиях, как-то космически высоко оценив мою музыку. Так что в этом году я ещё и дважды выступил, показав свои работы людям в живую. У меня не появилось толпы фанатов, почти не прибавилось подписчиков, но стало понятно, что есть люди, готовые оценить и принять то, что я делаю. Это уже немало, учитывая, что ещё недавно я и думать не мог, что кого-то это заинтересует. Сейчас у меня готов новый трек для следующего релиза, который, видимо, будет где-то в 2020-м. Я расту медленно, но уверенно. Что касается дальнейшей музыкальной судьбы, я, несмотря на все события уходящего года, всё ещё в растерянности. Сколько всего разного должно произойти, чтобы твоё положение изменилось хоть на толику! Чтобы ты почувствовал себя хотя бы на шаг отошедшим от того места, где всё это время находился.
На основной работе перевелся в другой отдел. Там пишу тексты для рубрик, буду водить экскурсии и участвовать в конференциях. Весь прошлый год, работая в хранилище, т.е. на предыдущей должности, каждый месяц испытывал депрессивные переживания. Мне не нравилось работать в пыльных хранилищах, в отрыве от внешнего мира, причём больше руками, чем головой. Получив высшее образование, я оказался разнорабочим в синем халате, запертом в никому не нужном месте на никому не нужном складе, окружённым коллегами, которые застряли в прошлом столетии и, сами того не желая, удерживают в нём и меня. В конце концов, я простаивал, вместо того чтобы развиваться и получать навыки, действительно нужные мне и людям. Каждый раз, когда это накатывало, мне нужно было прилагать нимало усилий, чтобы с этим справиться. Через какое-то время всё непременно начиналось снова, и опять нужно было тратить силы, и так до полного выгорания. Теперь, сбежав из хранилища, я не могу сказать, что счастлив: место работы осталось тем же самым, а значит, осталась и сомнительная важность этого места, и его застрявшие в прошлом обитатели. Но во всяком случае, теперь я работаю головой и могу практиковаться в написании текстов и редактуре, т.е. получать хоть какие-то универсальные навыки. А таких жёстких циклических переживаний на новой должности, кажется, уже не чувствую. Но всё равно думаю, что вечно так продолжаться не может, что нужно продолжать искать способ выбраться отсюда. Пока никаких идей, чем заниматься, у меня нет (да и умею я не так уж много), но надеюсь, что мозг, освобождённый от тех переживаний, сможет бросить больше ресурсов на решение насущных проблем.
В начале года устроился ещё и в музей водить экскурсии. Не ожидал, что задержусь там, и что смогу даже похвастаться какими-то успехами. На контрасте с основной работой, это место -- современное и нужное, а я отлично самореализуюсь в том, что делаю там. Но работаю здесь по свободному графику, поэтому довольно мало времени уделяю этому месту и идентифицирую себя с ним непрочно. Была надежда, что мои успехи и репутация, заработанная благодаря им, помогут закрепиться в музее на постоянной основе; это было бы отличным способом сбежать с основной работы туда, где люди делают что-то более актуальное и вообще как-то развиваются. Но в конце года стало ясно, что рассчитывать на это нет оснований. Несколько дней погоревал, но, в конце концов, что поделать. Буду и дальше водить экскурсии, ведь это лучше, чем вообще не водить их. Гораздо важнее то, что я в этом году в принципе смог устроиться в хорошем новом месте, пускай даже на подработку. Я доказал самому себе и другим, что могу не только плыть по течению, но и пробовать новое, цепляться за новые возможности и менять свою жизнь. Но -- опять же -- сколько же всего должно случиться, чтобы положение изменилось хотя бы на толику! Даже это новшество не заставило меня ощущать себя как-то особенно иначе.
Наконец, поездки. В феврале-марте побывал в Израиле, и этот опыт показался очень важным, хоть пока и не знаю, приведёт ли он к чему-нибудь. Ощутил причастность к еврейскому сообществу, о которой у нас в семье никогда не говорили. Все мы росли в другом обществе и в другой культуре, где "пятая графа" была проблемой, которая могла очень осложнить жизнь. И мама, и бабушка, будучи еврейками по галахе, воспитывались в стопроцентном русско-советском духе, и только мои архивные изыскания пробудили интерес к семейному прошлому и вообще еврейскому происхождению, не такому уж далёкому. Поэтому и я не могу сказать, что мой дом в Израиле, а не здесь; вместе с этим я понял, что в этом мире есть ещё общество, которое во всяком случае будет готово принять меня. И это продолжает волновать: я интересуюсь тем, что там происходит, читаю посты знакомых, собирающихся репатриироваться, и сам думаю, что, может быть, сейчас или через несколько лет тоже должен оказаться там. Ближневосточные пустыни, как и возможность стать кем-то другим и в другом месте, очень меня вдохновляют.
Летом побывал в Риме. Дикая парная жара, которая стоит там в августе, порядком меня измучила и дала понять, что в Израиле мне было бы летом, мягко говоря, тяжеловато. Сам Рим оставил странное впечатление. Это правда город, в котором надо пожить хотя бы неделю, чтобы привыкнуть к его безумию и роскоши. После того, как привыкнешь к погоде и окружению, начинаешь наслаждаться тем, какие древние вокруг здания, как роскошны типичные городские объекты: трёхсотлетние лестницы, питьевые фонтанчики, -- всё, что у нас обычно не заслуживает никакого внимания. Вместе с этим, чем больше стран видишь, тем больше начинаешь любить свою собственную, за колорит и за красоту, которая есть и у нас.
Побывал ещё в Коломне и Серпухове. Особенно понравилась Коломна. Надеюсь продолжить ездить по малым городам.
Получился довольно большой текст. Год был всё-таки интересным, насыщенным, многое изменилось в лучшую сторону. Этот поворот ещё не означает движение: я уже писал, что чувствую себя стоящим на том же самом месте и не вижу намёков на то, что ситуация изменится в ближайшее время. Сейчас, накануне нового года, я не чувствую, будто нахожусь в каком-то принципиально новом состоянии. Есть масса поводов поэтому решить, что я иду куда-то не туда или ничего по-настоящему не делаю. Но пусть этот текст будет мне напоминанием, что и обратное тоже можно утверждать: я старался, и я что-то делал. Я не безнадёжен. Не всё зависит от меня, и в этом смысле всё же есть основания воспринимать смену года как начало каких-то новых процессов, которые могут повлиять на мою жизнь и изменить её к лучшему, если я со своей стороны тоже постараюсь. В целом чувствую, скорее, растерянность, но жду обновления и какого-то нового начала, или хотя бы перезагрузки, даже если все эти верования -- просто чушь собачья.
С Новым годом!
среда, 13 ноября 2019
Вчера, пока я ждал людей перед началом экскурсии, со мной заговорил музейный охранник. Пожилой, с усами, ростом ниже меня (что трудно себе представить). Сказал, что слышал частично мои экскурсии, и что ему понравилось. Потом смущённо добавил, что собирает коллекцию монет и тоже многое может рассказать. Кажется, около двух тысяч монет он собрал за десять лет. На самом деле мне польстило, что он захотел рассказать мне о своём хобби, как будто счёл, что получить признание от меня будет нелишним. И ещё очень приятно, что не все охранники соответствуют стереотипам о них, и могут заниматься интересными вещами. Это очень обнадёживает и укрепляет веру в людей и в смысл жизни вообще. Человек может работать и в офисе, и охранником-дворником-лифтёром, -- этим не исчерпывается человеческая жизнь. По-прежнему не исчерпывается, несмотря на все инновации и навязываемые отовсюду стратегии успеха. И это приятно знать, в этом есть освободительный потенциал.
Эта история отчасти иллюстрирует моё состояние сознания, а именно разделение между двумя способами воспринимать мир. Недавно где-то вычитал, что если бы типичный человек индустриальной эпохи оказался в нашем мире, то не понял бы, как тут всё работает и чем все вокруг занимаются. Потому что никакого другого труда, кроме производительного, он не знает. И вот мне кажется, что такой "индустриальный человек" сидит и во мне одновременно с человеком современным. Периодически он просыпается и изумлённо озирается по сторонам: маркетинг, коворкинг, дизайн, интернет-издания, неуловимые "проекты". Всё это кажется странным, непонятным, противоречащим "здравому смыслу" и предельно неустойчивым. При этом очевидно, что именно так сейчас живут люди, представляющие условный передовой класс. И это непонимание, и индустриальный человек, его источающий, поэтому, скорее, тревожат меня, как будто я не понимаю каких-то базовых, но важнейших на сегодня вещей, и с этим непониманием обречён плестись где-то в хвосте современности, обречён на "вторичность". Но я из мира не выключен, работаю, взаимодействую с людьми и, иногда, со всеми этими странными штуками. Поэтому есть-таки основания верить, что я не поздно родившийся динозавр. Но конфликт остаётся.
Вот это ощущение мира, якобы бегущего впереди тебя. Это (помимо прочего) потому, что люди, с которыми ты раньше дружил или учился, разделял некую общую реальность, теперь разбрелись по собственным реальностям, и каждая в чём-то отличается от твоей. Эти отличия нами непроизвольно суммируются, и оттого мир вокруг кажется таким быстро движущимся и устрашающим.
Эта история отчасти иллюстрирует моё состояние сознания, а именно разделение между двумя способами воспринимать мир. Недавно где-то вычитал, что если бы типичный человек индустриальной эпохи оказался в нашем мире, то не понял бы, как тут всё работает и чем все вокруг занимаются. Потому что никакого другого труда, кроме производительного, он не знает. И вот мне кажется, что такой "индустриальный человек" сидит и во мне одновременно с человеком современным. Периодически он просыпается и изумлённо озирается по сторонам: маркетинг, коворкинг, дизайн, интернет-издания, неуловимые "проекты". Всё это кажется странным, непонятным, противоречащим "здравому смыслу" и предельно неустойчивым. При этом очевидно, что именно так сейчас живут люди, представляющие условный передовой класс. И это непонимание, и индустриальный человек, его источающий, поэтому, скорее, тревожат меня, как будто я не понимаю каких-то базовых, но важнейших на сегодня вещей, и с этим непониманием обречён плестись где-то в хвосте современности, обречён на "вторичность". Но я из мира не выключен, работаю, взаимодействую с людьми и, иногда, со всеми этими странными штуками. Поэтому есть-таки основания верить, что я не поздно родившийся динозавр. Но конфликт остаётся.
Вот это ощущение мира, якобы бегущего впереди тебя. Это (помимо прочего) потому, что люди, с которыми ты раньше дружил или учился, разделял некую общую реальность, теперь разбрелись по собственным реальностям, и каждая в чём-то отличается от твоей. Эти отличия нами непроизвольно суммируются, и оттого мир вокруг кажется таким быстро движущимся и устрашающим.
воскресенье, 29 сентября 2019
14:29
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 20 сентября 2019
Есть какая-то мания препарировать свой опыт, пытаться его осмыслить. Понять, где я сейчас нахожусь, и что стоило бы делать дальше. Вот так взять, всё-всё прояснить и уверенно двигаться с факелом кристальной ясности в руках.
Наивно думать, что такой вариант возможен; а если возможен, то очень скоро жизнь покажет несостоятельность такой умственной конструкции.
Я сам рассказываю людям сейчас о том, какой катастрофой обернулась попытка изменить существующий ход вещей ради воплощения безумной теории. Можно читать и бесчисленные воспоминания людей о последствиях этой катастрофы, и о последствиях попытки установить единое для всех понимание того, как правильно жить (это привело к тому, что язык, замкнувшись на самом себе, людей парадоксально эмансипировал, и люди научились жить во "вненаходимости"). И мне кажется, что по способу существования можно выделить две категории современных людей. Первые смогли целиком приспособиться к новому миру и его реалиям, и, несмотря на все антидепрессанты, в целом как-то вертятся; другие (к которым, кажется и к сожалению, принадлежу и я) застряли, потому что никто больше не скажет им, как жить, и даже самим себе они в таком праве вынуждены отказывать. Им без ориентира, "страсти", явного желания и прочного [квази]философского обоснования собственных намерений совершенно невозможно что-либо делать. Я помню, в каком восторге был от Стругацких с их морализаторством, с одной стороны, и как бы критическим мышлением в отношении всего -- с другой. На беоне в анкете в графе "могу помочь вам в вопросах..." я когда-то гордо вбил "...в вопросах совести и нравственного выбора". Я же читал Стругацких и прочую литературу, поэтому могу научить жить, ориентируясь на лучшие образцы. Я не испытываю никаких тёплых чувств к школе, и сейчас подозреваю, что даже в том, что у меня был хороший учитель литературы, можно усмотреть проблему.
Теперь, понятно, от всей этой уверенности не осталось и следа, а вот ориентиры, подобные этим, всё ещё кажутся необходимыми. Впрочем, я знаю и другое: вся эта теоретическая болтовня возникает преимущественно от недостатка сил. Когда же силы есть, то и занятия находятся сами собой, и убеждать себя ни в чем не приходится. Ты садишься и делаешь, это происходит как бы само собой, и не нужно никаких объяснений и обоснований.
А сил как раз в последнее время что-то и нет. Я прихожу домой и туплю большую часть вечера. Не то чтобы я ругал себя за это, ведь таким образом я действительно восстанавливаю силы. Но ведь работа несложная, и поэтому то, что я так устаю, очень странно. Силы куда-то утекают. Стоит рассказать об этом моему психотерапевту, ха.
Наивно думать, что такой вариант возможен; а если возможен, то очень скоро жизнь покажет несостоятельность такой умственной конструкции.
Я сам рассказываю людям сейчас о том, какой катастрофой обернулась попытка изменить существующий ход вещей ради воплощения безумной теории. Можно читать и бесчисленные воспоминания людей о последствиях этой катастрофы, и о последствиях попытки установить единое для всех понимание того, как правильно жить (это привело к тому, что язык, замкнувшись на самом себе, людей парадоксально эмансипировал, и люди научились жить во "вненаходимости"). И мне кажется, что по способу существования можно выделить две категории современных людей. Первые смогли целиком приспособиться к новому миру и его реалиям, и, несмотря на все антидепрессанты, в целом как-то вертятся; другие (к которым, кажется и к сожалению, принадлежу и я) застряли, потому что никто больше не скажет им, как жить, и даже самим себе они в таком праве вынуждены отказывать. Им без ориентира, "страсти", явного желания и прочного [квази]философского обоснования собственных намерений совершенно невозможно что-либо делать. Я помню, в каком восторге был от Стругацких с их морализаторством, с одной стороны, и как бы критическим мышлением в отношении всего -- с другой. На беоне в анкете в графе "могу помочь вам в вопросах..." я когда-то гордо вбил "...в вопросах совести и нравственного выбора". Я же читал Стругацких и прочую литературу, поэтому могу научить жить, ориентируясь на лучшие образцы. Я не испытываю никаких тёплых чувств к школе, и сейчас подозреваю, что даже в том, что у меня был хороший учитель литературы, можно усмотреть проблему.
Теперь, понятно, от всей этой уверенности не осталось и следа, а вот ориентиры, подобные этим, всё ещё кажутся необходимыми. Впрочем, я знаю и другое: вся эта теоретическая болтовня возникает преимущественно от недостатка сил. Когда же силы есть, то и занятия находятся сами собой, и убеждать себя ни в чем не приходится. Ты садишься и делаешь, это происходит как бы само собой, и не нужно никаких объяснений и обоснований.
А сил как раз в последнее время что-то и нет. Я прихожу домой и туплю большую часть вечера. Не то чтобы я ругал себя за это, ведь таким образом я действительно восстанавливаю силы. Но ведь работа несложная, и поэтому то, что я так устаю, очень странно. Силы куда-то утекают. Стоит рассказать об этом моему психотерапевту, ха.
четверг, 08 августа 2019
Есть в гуманитарной сфере очень много важных вещей, которые не про деньги. И, поскольку они не про деньги, с ними всегда очень легко выгореть.
читать дальше
читать дальше
понедельник, 01 июля 2019
Есть такая квазистрана - Силенд. Чуваки (буквально несколько человек) нашли платформу в море, когда-то построенную британцами, и объявили её королевством. Долгое время на них всем было пофигу, а потом были эпизоды, когда они чуть ли не воевали с Великобританией, ну и в целом Силенд стал такой туристической достопримечательностью. Но я не об этом.
А о том, что чувствую себя сейчас, наверное, таким вот самозваным королём Силенда, только без внимания туристов и государства, вообще без чьего-либо внимания. Что вот пришёл какой-то хрен на пустую землю/платформу в океане, водрузил на неё флаг, уселся и горделиво ждёт, пока к нему придут подданные. Подданные не дураки, и как не приходили, так и не приходят. А самозваный король этого словно и не замечает, а терпеливо (впрочем иногда и не) ждёт. Из лести к себе это можно назвать просветлением, но это, кажется, олько нарциссизм и тупоумие.
Никому платформа в океане не нужна. И король тоже -- не нужен. Просто с переходом в состояние "взрослого", когда вокруг тебя нет тех сообществ, какие были раньше, а есть только чуждые и существующие в режиме, не соответствующем твоему, это всё становится гораздо более очевидным, одиночество становится вопиющим. И неспроста это, может быть.
А о том, что чувствую себя сейчас, наверное, таким вот самозваным королём Силенда, только без внимания туристов и государства, вообще без чьего-либо внимания. Что вот пришёл какой-то хрен на пустую землю/платформу в океане, водрузил на неё флаг, уселся и горделиво ждёт, пока к нему придут подданные. Подданные не дураки, и как не приходили, так и не приходят. А самозваный король этого словно и не замечает, а терпеливо (впрочем иногда и не) ждёт. Из лести к себе это можно назвать просветлением, но это, кажется, олько нарциссизм и тупоумие.
Никому платформа в океане не нужна. И король тоже -- не нужен. Просто с переходом в состояние "взрослого", когда вокруг тебя нет тех сообществ, какие были раньше, а есть только чуждые и существующие в режиме, не соответствующем твоему, это всё становится гораздо более очевидным, одиночество становится вопиющим. И неспроста это, может быть.
четверг, 23 мая 2019
10:37
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 22 апреля 2019
Часто подспудно кажется, что у моего регулярного беспокойства по разным поводом есть некая одна причина, устранив которую, я могу устранить и беспокойство. Но очень возможно, что на самом деле беспокойство идёт отдельно, а вопросы и проблемы жизни — отдельно. Когда я читал свои старые записи, ещё школьных времён, то заметил, что волновали и волнуют меня практически одни и те же вещи, в том смысле, что болен я одним и тем же беспокойством, вне зависимости от внешних обстоятельств. И беспокойство, скорее, зацепляется за эти различные обстоятельства, чем провоцируется и создаётся ими. Так что, может быть, проблема вовсе не в обстоятельствах, а во мне. И в моём отношении и способах приспособления к оным эта проблема как раз и проявляется раз за разом.
Ещё одним косвенным доказательством может служить ход моей мысли в одном недавнем размышлении. Я думал о тех обстоятельствах, которые вызывают (или за которые цепляется) моё беспокойство, и подумал, что налаживание этих обстоятельств (творчество, работа), кажется, вовсе не предусматривает избавления от беспокойства. Более того, я вспомнил, что иногда даже всеобщего жизненного успеха недостаточно, чтобы чувствовать себя хорошо, и наоборот, — если вспомнить, что бедные страны занимают высокие положения в рейтингах счастья. С другой стороны, я заметил себе, что периодически беспокойство утихает или исчезает без какого-либо решения моих актуальных проблем. И, если следовать той логике моей мысли, это означало бы, что все проблемы должны автоматически перестать иметь какое-либо значение, и ими можно перестать заниматься. Что, разумеется, не так.
Соответственно, с беспокойством нужно научиться справляться, и не связывать с ним текущие проблемы, чтобы не запутывать и без того сложную ситуацию в голове. Из-за проведения знака равенства между одним и другим теряется возможность нормально разобраться хотя бы с чем-то одним. Беспокойство отдельно, проблемы отдельно.
Ещё одним косвенным доказательством может служить ход моей мысли в одном недавнем размышлении. Я думал о тех обстоятельствах, которые вызывают (или за которые цепляется) моё беспокойство, и подумал, что налаживание этих обстоятельств (творчество, работа), кажется, вовсе не предусматривает избавления от беспокойства. Более того, я вспомнил, что иногда даже всеобщего жизненного успеха недостаточно, чтобы чувствовать себя хорошо, и наоборот, — если вспомнить, что бедные страны занимают высокие положения в рейтингах счастья. С другой стороны, я заметил себе, что периодически беспокойство утихает или исчезает без какого-либо решения моих актуальных проблем. И, если следовать той логике моей мысли, это означало бы, что все проблемы должны автоматически перестать иметь какое-либо значение, и ими можно перестать заниматься. Что, разумеется, не так.
Соответственно, с беспокойством нужно научиться справляться, и не связывать с ним текущие проблемы, чтобы не запутывать и без того сложную ситуацию в голове. Из-за проведения знака равенства между одним и другим теряется возможность нормально разобраться хотя бы с чем-то одним. Беспокойство отдельно, проблемы отдельно.
суббота, 06 апреля 2019
Вчера встретил бывшую однокурсницу, решившую сбежать из архивного болота. У неё получилось, и она счастлива. Я подумал, как в понедельник вернусь к своим коробкам, и огорчился из-за своего бессилия.
Чтобы сбежать, нужен хоть какой-нибудь план побега. Чтобы составить его, нужно прежде решиться. План не обязан быть полным, но он должен максимально отвечать тем вариантам, которые бы меня устроили. Кажется, будто я сам боюсь даже планировать, ведь от планирования и до действия недалеко. Уверен, что одна часть меня мечтает о переменах, а другая чуть ли не панически боится их и пользуется любой возможностью их отменить или отсрочить. Любой аргумент «против», даже ни капли логически не проработанный, моментально раздувается до проблемы вселенского масштаба, делающей решение невозможным. Так было с поездкой в Израиль, так было с работой в музее, так сейчас много с чем ещё, начиная с решения о походе в новое кафе и заканчивая сменой работы или места жительства. В то же время, «аналитическая» составляющая меня, включающая как конкретное планирование, так и действия, работает обычно нормально. Это состояние хорошо описывается поговоркой «глаза боятся, а руки делают». Если развивать образ, мы часто слишком сильно отдаёмся во власть глаз, парализующую нас страхом. Но периодически случается, что мы руками всё равно что-то делаем, этот страх игнорируя. И здесь очень важно, что мы не избавляемся от него, не уничтожаем, но действуем вопреки ему, или, скорее, перешагиваем через него, вытесняем на периферию, минуем этот элемент в алгоритме принятия и исполнения наших решений.
Врага надо знать в лицо. Тот, кто в моей голове отвечает за «глаза», это простой паникёр. Я «слышу» его «голос» каждый раз, когда речь идёт о чём-то новом. Это может быть или работа, или обучение музыке, или общение с людьми. «Голос» говорит: это слишком рискованно, у тебя ничего не получится, это слишком сложно для тебя, ты слишком не подготовлен, чтобы в это лезть.
И проблема в том, что зачастую мы думаем, что надо договориться с этим внутренним паникёром, чтобы окончательно утвердиться в своём решении и начать действовать. Но «паникёр» устроен так, что он в принципе не примет ничего, кроме status quo. Вообще, вплоть до абсурда. Т.е. договориться с ним невозможно. Если представить своё сознание как эдакий совет директоров, то паникёр будет именно тем самым начальником-старикашкой, с которым остальные не хотят вести дела, потому что он принципиально против любых новых идей. Сначала с ним пытались искать компромисс или в чём-то убеждать, но очень скоро просто стали принимать решения в обход этого неадеквата. Раз уж выгнать его из компании не получается, то пускай сидит, но все понимают, что прислушиваться к нему — себе дороже, и поэтому его не слушают. Ведь, если задуматься, можно припомнить массу случаев, когда старикашка (как и всегда) давал «задний ход», но мы поступали иначе и выигрывали от этого. В конечном итоге, все улучшения, какие только происходили в моей жизни, были так или иначе связаны с решениями, против которых старикашка-паникёр протестовал более или менее неистово. Иногда голос его был почти не слышен, но это, скорее, можно списать на случайность, или на магию, которой научиться ещё только предстоит. А пока что главное, чему следует научиться, это отделять голос старикашки от голоса разума, который чаще всего советует хорошие штуки.
Чтобы сбежать, нужен хоть какой-нибудь план побега. Чтобы составить его, нужно прежде решиться. План не обязан быть полным, но он должен максимально отвечать тем вариантам, которые бы меня устроили. Кажется, будто я сам боюсь даже планировать, ведь от планирования и до действия недалеко. Уверен, что одна часть меня мечтает о переменах, а другая чуть ли не панически боится их и пользуется любой возможностью их отменить или отсрочить. Любой аргумент «против», даже ни капли логически не проработанный, моментально раздувается до проблемы вселенского масштаба, делающей решение невозможным. Так было с поездкой в Израиль, так было с работой в музее, так сейчас много с чем ещё, начиная с решения о походе в новое кафе и заканчивая сменой работы или места жительства. В то же время, «аналитическая» составляющая меня, включающая как конкретное планирование, так и действия, работает обычно нормально. Это состояние хорошо описывается поговоркой «глаза боятся, а руки делают». Если развивать образ, мы часто слишком сильно отдаёмся во власть глаз, парализующую нас страхом. Но периодически случается, что мы руками всё равно что-то делаем, этот страх игнорируя. И здесь очень важно, что мы не избавляемся от него, не уничтожаем, но действуем вопреки ему, или, скорее, перешагиваем через него, вытесняем на периферию, минуем этот элемент в алгоритме принятия и исполнения наших решений.
Врага надо знать в лицо. Тот, кто в моей голове отвечает за «глаза», это простой паникёр. Я «слышу» его «голос» каждый раз, когда речь идёт о чём-то новом. Это может быть или работа, или обучение музыке, или общение с людьми. «Голос» говорит: это слишком рискованно, у тебя ничего не получится, это слишком сложно для тебя, ты слишком не подготовлен, чтобы в это лезть.
И проблема в том, что зачастую мы думаем, что надо договориться с этим внутренним паникёром, чтобы окончательно утвердиться в своём решении и начать действовать. Но «паникёр» устроен так, что он в принципе не примет ничего, кроме status quo. Вообще, вплоть до абсурда. Т.е. договориться с ним невозможно. Если представить своё сознание как эдакий совет директоров, то паникёр будет именно тем самым начальником-старикашкой, с которым остальные не хотят вести дела, потому что он принципиально против любых новых идей. Сначала с ним пытались искать компромисс или в чём-то убеждать, но очень скоро просто стали принимать решения в обход этого неадеквата. Раз уж выгнать его из компании не получается, то пускай сидит, но все понимают, что прислушиваться к нему — себе дороже, и поэтому его не слушают. Ведь, если задуматься, можно припомнить массу случаев, когда старикашка (как и всегда) давал «задний ход», но мы поступали иначе и выигрывали от этого. В конечном итоге, все улучшения, какие только происходили в моей жизни, были так или иначе связаны с решениями, против которых старикашка-паникёр протестовал более или менее неистово. Иногда голос его был почти не слышен, но это, скорее, можно списать на случайность, или на магию, которой научиться ещё только предстоит. А пока что главное, чему следует научиться, это отделять голос старикашки от голоса разума, который чаще всего советует хорошие штуки.
понедельник, 25 марта 2019
Вот загадка для моего неразвитого ума.
Как возможно перемещение себя из одного самоощущения в другое, из условного "здесь" в условное "там", иначе, чем естественным образом, т.е. с течением времени?
Вот прошло пять лет, и я уже в значительной степени другой человек. Я могу сравнивать: тогда я жил и думал так, а теперь я живу и думаю по-другому. Это понятно.
Но часто мы говорим о людях, решивших изменить свою жизнь™, совершивших что-то принципиально новое и перешедших, с точки зрения социальных конвенций, в некую иную кондицию, более совершенную. Природа именно такой трансформации с точки зрения самого её процесса кажется мне непонятной. Я разве что могу представить, что человек окунается в огромный океан социальных связей, всяческих совместных решений и начинаний, и просто постоянно находится в процессе чего-нибудь, не особенно осознавая, в чём смысл этого чего-то и куда оно всё может привести; и вот в какой-то момент он выныривает подышать и с удивлением обнаруживает себя где-то в другом месте (Тёма Лебедев: "Любой успех случаен").
То есть я хочу сказать, что во всех этих схемах непременно должно присутствовать ощущение, будто тебя что-то само ведёт или подталкивает, в какой бы форме это ощущение ни выражалось (бог, энергия, интуиция, сила социума etc.), чтобы был некий поток. Со стороны этот поток прочитывается не всегда, потому-то и вызывают недоумение подобные истории о том, как человек жил себе, жил, а потом раз и что-то поменял.
Как возможно перемещение себя из одного самоощущения в другое, из условного "здесь" в условное "там", иначе, чем естественным образом, т.е. с течением времени?
Вот прошло пять лет, и я уже в значительной степени другой человек. Я могу сравнивать: тогда я жил и думал так, а теперь я живу и думаю по-другому. Это понятно.
Но часто мы говорим о людях, решивших изменить свою жизнь™, совершивших что-то принципиально новое и перешедших, с точки зрения социальных конвенций, в некую иную кондицию, более совершенную. Природа именно такой трансформации с точки зрения самого её процесса кажется мне непонятной. Я разве что могу представить, что человек окунается в огромный океан социальных связей, всяческих совместных решений и начинаний, и просто постоянно находится в процессе чего-нибудь, не особенно осознавая, в чём смысл этого чего-то и куда оно всё может привести; и вот в какой-то момент он выныривает подышать и с удивлением обнаруживает себя где-то в другом месте (Тёма Лебедев: "Любой успех случаен").
То есть я хочу сказать, что во всех этих схемах непременно должно присутствовать ощущение, будто тебя что-то само ведёт или подталкивает, в какой бы форме это ощущение ни выражалось (бог, энергия, интуиция, сила социума etc.), чтобы был некий поток. Со стороны этот поток прочитывается не всегда, потому-то и вызывают недоумение подобные истории о том, как человек жил себе, жил, а потом раз и что-то поменял.
среда, 20 марта 2019
Прадед в моём возрасте катался по южной России, инспектировал табачные районы. Ездил и на Кавказ, для чего ему даже выдавали оружие. К началу 1930-х гг. он уже был замнаркомом земледелия в Абхазии, попутно став одним из первых лиц в местном новообразованном союзе писателей. Я даже читал его рассказы и главы из недописанного романа. Такие простенькие агитки, в которых зачастую не было никакого смысла, кроме политического. Вряд ли кто-то, кроме меня, заинтересовался бы ими спустя сто лет. И всё-таки теперь я точно знаю, что прадед мой был ещё и писателем. Это приятно.
О своих родственниках я начал подробно узнавать полгода назад. Теперь мне кажется, что этот шаг был очень важным и правильным: благодаря результатам этих поисков, я как будто продлил собственную жизнь на сто лет назад. И собственную мою жизнь это не изменило, но, во всяком случае, уж точно изменило фон моего повседневного восприятия.
И в целом стали происходить похожие вещи, которые ничего в жизни существенно не меняют, но вместе с этим как-то перестраивают субъективно воспринимаемые взаимосвязи внутри неё. Перемены эти ощутимы хотя бы потому, что теперь я могу просто жить в своё удовольствие, кое-что, что мне нравится, поделывать, и ныть гораздо меньше, чем раньше. Смущает только, что это происходит в большей степени в голове, а вот с точки зрения моего положения в этом мире ничего не меняется. А если ощущения мои не имеют какой-нибудь опоры во внешнем мире, то в любой момент они могут быть отброшены как несостоятельные, и я легчайшим образом свалюсь туда, откуда как будто бы начал выбираться.
В Израиле я общался с девушкой-учёной, уехавшей работать из России в одну из европейских стран. Однажды сказал, что не понимаю, как можно нормально жить в рамках современной логики проектной работы, когда ты устраиваешься на проект, потом он заканчивается и ты снова ищешь работу, таким образом пребывая в постоянном стрессе (у меня самого обычная и стабильная конторская работа). Она сказала, что сейчас все так и живут. Поэтому, быть может, вопрос о "своём месте в жизни", "подлинном призвании" сейчас не актуален в принципе.
О своих родственниках я начал подробно узнавать полгода назад. Теперь мне кажется, что этот шаг был очень важным и правильным: благодаря результатам этих поисков, я как будто продлил собственную жизнь на сто лет назад. И собственную мою жизнь это не изменило, но, во всяком случае, уж точно изменило фон моего повседневного восприятия.
И в целом стали происходить похожие вещи, которые ничего в жизни существенно не меняют, но вместе с этим как-то перестраивают субъективно воспринимаемые взаимосвязи внутри неё. Перемены эти ощутимы хотя бы потому, что теперь я могу просто жить в своё удовольствие, кое-что, что мне нравится, поделывать, и ныть гораздо меньше, чем раньше. Смущает только, что это происходит в большей степени в голове, а вот с точки зрения моего положения в этом мире ничего не меняется. А если ощущения мои не имеют какой-нибудь опоры во внешнем мире, то в любой момент они могут быть отброшены как несостоятельные, и я легчайшим образом свалюсь туда, откуда как будто бы начал выбираться.
В Израиле я общался с девушкой-учёной, уехавшей работать из России в одну из европейских стран. Однажды сказал, что не понимаю, как можно нормально жить в рамках современной логики проектной работы, когда ты устраиваешься на проект, потом он заканчивается и ты снова ищешь работу, таким образом пребывая в постоянном стрессе (у меня самого обычная и стабильная конторская работа). Она сказала, что сейчас все так и живут. Поэтому, быть может, вопрос о "своём месте в жизни", "подлинном призвании" сейчас не актуален в принципе.
среда, 30 января 2019
До сих пор греет душу воспоминание о чувстве, которое я испытывал, заходя в свой блог на беончике. Тогда я мог наслаждаться тем, как описываю мир, называю предметы, "ставлю весь мир по местам" с помощью текста. С помощью текста мысль или "вещь" обретала целостность и место в моей условной "системе координат". Даже если я ничего не понимал, то всё равно мог описать это непонимание, и тогда оно становилось органичной частью моего существа; и тогда я его принимал.
Может быть, тогда слова ещё не превратились в затвердевшие формы, предложения и мысли сами по себе ещё не превратились в клише.
Может быть, тогда слова ещё не превратились в затвердевшие формы, предложения и мысли сами по себе ещё не превратились в клише.
вторник, 06 ноября 2018
Каким-то образом я дошёл до того, что начал полусознательно требовать от себя становиться кем-то вроде "культурного менеджера". Следуя советам интернет-мыслителей, я покопался в этом стремлении и понял, что оно не созрело в моей голове, а подселилось в неё извне. И это большая разница, потому что "подселенец" как правило не имеет никаких оснований, чтобы здесь жить. Никто не оплачивает его содержание, а сам он никак не укоренён в том месте, где обитает. Иными словами, это не моё желание, а проекция желания той социальной среды, с которой мне довелось, пусть даже довольно опосредованно, но иметь дело на протяжении последних двух лет. Проекция -- потому что среде на меня, в общем-то, наплевать, но она по умолчанию всех обязывает.
Тот факт, что это стремление я подхватил почти так же, как люди в метро подхватывают случайную инфекцию, объясняет мою растерянность и непонимание этого предъявляемого к себе требования. Как многие, я осматриваюсь и думаю о каких-то перспективах развития. И в той социальной среде, с которой я оказался достаточно отдалённо, но знаком, эти перспективы сходятся на людях, которых примерно так и называют -- "менеджеры культурных проектов", что бы это ни значило. Они на более высокой ступени в моей условной социальной иерархии, поэтому я почти рефлекторно и смотрю в их сторону. И первое, что надо отметить, это то, что никто из тех, кого я мог бы назвать друзьями или приятелями, ничем подобным не занимается. "Менеджеры культурных проектов" -- это по преимуществу какие-то друзья друзей, имеющие патологическую (и весьма меня раздражающую) склонность демонстративно обожать весь мир, и в регулярных экстатичных постах на фейсбуке упоминать своих коллег и неизменно называть их "прекрасными". Чем они по факту занимаются, я тоже не до конца понимаю. Но подозреваю (вспоминая, кстати, тезис левого философа Вирно о слиянии рабочего времени с нерабочим), что они обладают не столько определёнными профессиональными компетенциями, сколько социальными. Иными словами, это люди, имеющие определённый характер и склад ума. Вполне вероятно, что они учились взаимодействовать с людьми: вся эта одухотворённая тема "молодого лидерства", от которой раньше тошнило, на самом-то деле.
И вот обстоятельства, в которых я оказался, стали требовать, чтобы я тянулся к делу (а на самом деле просто страдал от непринадлежности к касте великих), сути которого я не понимал и не понимаю, которое никак не произрастает из склонностей, которые я приобрёл в течение всей жизни, и которое требует, чтобы я был носителем личности совершенно другого типа.
Тот факт, что это стремление я подхватил почти так же, как люди в метро подхватывают случайную инфекцию, объясняет мою растерянность и непонимание этого предъявляемого к себе требования. Как многие, я осматриваюсь и думаю о каких-то перспективах развития. И в той социальной среде, с которой я оказался достаточно отдалённо, но знаком, эти перспективы сходятся на людях, которых примерно так и называют -- "менеджеры культурных проектов", что бы это ни значило. Они на более высокой ступени в моей условной социальной иерархии, поэтому я почти рефлекторно и смотрю в их сторону. И первое, что надо отметить, это то, что никто из тех, кого я мог бы назвать друзьями или приятелями, ничем подобным не занимается. "Менеджеры культурных проектов" -- это по преимуществу какие-то друзья друзей, имеющие патологическую (и весьма меня раздражающую) склонность демонстративно обожать весь мир, и в регулярных экстатичных постах на фейсбуке упоминать своих коллег и неизменно называть их "прекрасными". Чем они по факту занимаются, я тоже не до конца понимаю. Но подозреваю (вспоминая, кстати, тезис левого философа Вирно о слиянии рабочего времени с нерабочим), что они обладают не столько определёнными профессиональными компетенциями, сколько социальными. Иными словами, это люди, имеющие определённый характер и склад ума. Вполне вероятно, что они учились взаимодействовать с людьми: вся эта одухотворённая тема "молодого лидерства", от которой раньше тошнило, на самом-то деле.
И вот обстоятельства, в которых я оказался, стали требовать, чтобы я тянулся к делу (а на самом деле просто страдал от непринадлежности к касте великих), сути которого я не понимал и не понимаю, которое никак не произрастает из склонностей, которые я приобрёл в течение всей жизни, и которое требует, чтобы я был носителем личности совершенно другого типа.
понедельник, 01 октября 2018
Экскапизм в форме, например, просмотра сериалов, полезен тем, что даёт ощутить контраст в результате временного переключения с реального мира на другой, пускай и выдуманный. Глупо, конечно, на основе сериала делать вывод, что "в жизни бывает и по-другому", но, что касается впитанной атмосферы и эмоционального фона, этот вывод может быть верным. Когда повседневность засасывает так, что вокруг, кроме её унылой серости, ничего не видно, такие штуки могут помочь. Они могут перестроить эмоциональный фон и вытянуть из ситуации, которая сама по себе запрограммирована только на сохранение своего исходного состояния, и не оставляет шанса на освобождение.