Вчера встретил бывшую однокурсницу, решившую сбежать из архивного болота. У неё получилось, и она счастлива. Я подумал, как в понедельник вернусь к своим коробкам, и огорчился из-за своего бессилия.

Чтобы сбежать, нужен хоть какой-нибудь план побега. Чтобы составить его, нужно прежде решиться. План не обязан быть полным, но он должен максимально отвечать тем вариантам, которые бы меня устроили. Кажется, будто я сам боюсь даже планировать, ведь от планирования и до действия недалеко. Уверен, что одна часть меня мечтает о переменах, а другая чуть ли не панически боится их и пользуется любой возможностью их отменить или отсрочить. Любой аргумент «против», даже ни капли логически не проработанный, моментально раздувается до проблемы вселенского масштаба, делающей решение невозможным. Так было с поездкой в Израиль, так было с работой в музее, так сейчас много с чем ещё, начиная с решения о походе в новое кафе и заканчивая сменой работы или места жительства. В то же время, «аналитическая» составляющая меня, включающая как конкретное планирование, так и действия, работает обычно нормально. Это состояние хорошо описывается поговоркой «глаза боятся, а руки делают». Если развивать образ, мы часто слишком сильно отдаёмся во власть глаз, парализующую нас страхом. Но периодически случается, что мы руками всё равно что-то делаем, этот страх игнорируя. И здесь очень важно, что мы не избавляемся от него, не уничтожаем, но действуем вопреки ему, или, скорее, перешагиваем через него, вытесняем на периферию, минуем этот элемент в алгоритме принятия и исполнения наших решений.

Врага надо знать в лицо. Тот, кто в моей голове отвечает за «глаза», это простой паникёр. Я «слышу» его «голос» каждый раз, когда речь идёт о чём-то новом. Это может быть или работа, или обучение музыке, или общение с людьми. «Голос» говорит: это слишком рискованно, у тебя ничего не получится, это слишком сложно для тебя, ты слишком не подготовлен, чтобы в это лезть.

И проблема в том, что зачастую мы думаем, что надо договориться с этим внутренним паникёром, чтобы окончательно утвердиться в своём решении и начать действовать. Но «паникёр» устроен так, что он в принципе не примет ничего, кроме status quo. Вообще, вплоть до абсурда. Т.е. договориться с ним невозможно. Если представить своё сознание как эдакий совет директоров, то паникёр будет именно тем самым начальником-старикашкой, с которым остальные не хотят вести дела, потому что он принципиально против любых новых идей. Сначала с ним пытались искать компромисс или в чём-то убеждать, но очень скоро просто стали принимать решения в обход этого неадеквата. Раз уж выгнать его из компании не получается, то пускай сидит, но все понимают, что прислушиваться к нему — себе дороже, и поэтому его не слушают. Ведь, если задуматься, можно припомнить массу случаев, когда старикашка (как и всегда) давал «задний ход», но мы поступали иначе и выигрывали от этого. В конечном итоге, все улучшения, какие только происходили в моей жизни, были так или иначе связаны с решениями, против которых старикашка-паникёр протестовал более или менее неистово. Иногда голос его был почти не слышен, но это, скорее, можно списать на случайность, или на магию, которой научиться ещё только предстоит. А пока что главное, чему следует научиться, это отделять голос старикашки от голоса разума, который чаще всего советует хорошие штуки.